— Милорды, я абсолютно убежден, что вы здесь совершенно не причем. Если бы люди сэра Лысто получили такое задание, я бы с вами сейчас не разговаривал. Столь грубых ошибок они не допускают. Это либо какой-нибудь крестьянин из чувства личной мести, либо просто глупая случайность. Предлагаю считать рабочей вторую версию — то, что меня многие не любят и готовы всадить болт в грудь — не секрет, искать кого-нибудь одного совершенно бессмысленно. У нас хватает других срочных дел. Так что, случайность и только случайность! Тем более что таких случайностей сегодня наверняка немало. Эти скорострельные машинки — жуткое оружие!
Герцог, безусловно, прав. Устраивать истерику из-за его ранения не стоит. Конников, раненых болтами стрелометов, сегодня предостаточно, удивительно, что нет убитых. Да и рана его не из числа опасных. Лишний шум совершенно ни к чему.
А дел, причем, срочных не просто много. Медики сбиваются с ног, раненых жуткое количество. Я тоже, в основном, лечу. Люди важнее всего, многим могу помочь только я… Помогают все, кто в состоянии, но всё равно не успеваем.
Непонятно, что делать с выжившими нограми. Во время битвы их в плен не брали, да они и сами не сдавались. Все выжившие ранены, большинство серьезно. Лечить их нечем, как ни старались заготовить медикаменты — на своих бойцов бы хватило. Не лечить? Тогда большинство милосерднее добить сразу. Команды, собирающие раненых, так и делают, естественно, не из милосердия, а совсем наоборот. Точь-в-точь по словам Тикши: не издеваются, а убивают. Помощь уж точно не оказывают: за три часа, что прошли после окончания боя, в лазарет не доставлено ни одного врага. Если пустить это на самотек, пленных не будет. А как-то изменить ситуацию нет никакой возможности, да и желания тоже. Тем более что непонятно, куда их потом девать. За время подготовки к битве стало окончательно ясно, что даже в каменоломнях Гармонта труд заключенных нерентабелен: намного выгоднее вольнонаемные бригады. Работают за деньги, но несравнимо лучше, а кроме того используют порох, который рабам и каторжникам не доверишь…
Необходимо как можно быстрее убрать трупы. По такой жаре разложение начинается очень быстро, а там и до эпидемии один шаг. Проще всего их сжечь. Но тут проблема с поларами. Кочевники хоронят своих покойников в земле, а вождям насыпают огромные курганы. Да еще не где попало, а в особых местах. Но сейчас мертвых много, а до ближайшего такого места сотня миль. Как всё это организовать — непонятно. Лысто и Руян спорят с Великими Ханами, пытаясь убедить похоронить погибших степняков по обычаям хортов…
Куна оттаскивает артиллерию, ему категорически не хватает тягловой силы, все свободные руки помогают медикам. Тут решение находит Стякуж: боевые кони, хоть и не для того выведены, но если очень надо… Пара сотен добровольцев находится.
Собирать по полю болты и стрелы отправили маленьких. Не самая приятная работа для детей, половину снарядов приходится вырезать из тел, но больше некому…
Добыча… Ей решили заниматься завтра, но и тут… не растащили бы. Дело не в жадности, а в возможном недоверии друг другу…
Интерлюдия 3
***
Курган… Смесь обычаев степи и леса… Большой холм из человеческих тел и дров. В основании навал черных тел, густо перемешанных с сухими стволами. Выше только дрова. На срезанной верхушке — тела хортов. В ритуальных нарядах. Погребальный курган. Те, кто внизу, отправятся в Пекло. Верхние — на небеса. Сильный запах нефти: Куна не пожалел запасы от катапультных снарядов, так и не потребовавшиеся в бою. Тишина…
Высокий воин в тяжелом бертаймском плаще с подвешенной на косынке левой рукой подносит факел. Огонь неохотно лижет облитые нефтью бревна и жадно вгрызается в дерево. Через мгновение весь курган полыхает.
— Спите спокойно, братья!
* * *
Большой серый пес лежит в стороне от человеческой сутолоки. Где-то там, на самом верху горит тело старого шамана. Пса не занимают обряды людей. Его сознание не воспринимает абстрактные образы жизни после смерти. Друг, который был рядом всю короткую собачью жизнь, ушел. Вместе с остальными друзьями и всей стаей. Жив остался только он. Зачем?..
«Ашт».
«Маленькая-легкая-быстрая? Ты жива. Ашт рад» — радости в мыслях нет, только констатация фактов.
«Тебе плохо, Ашт?»
«Мне всё равно. Старый-друг умер. Стаи больше нет. — уныние, тоска, полная безнадежность. — Ашту незачем жить…»
«Стая есть. Там, в лесу. Матери, щенки. Вырастет новая стая».
«Есть щенки… Есть матери… Некому говорить со щенками. Старый-друг ушел. Все друзья ушли. Щенки вырастут глупыми».
«Я буду говорить со щенками. Деда будет. Приведем их в поселок. Там много тех, кто может говорить».
«Маленькая-легкая-быстрая хочет стать другом?" — волна надежды, возвращающийся интерес к жизни.
«Конечно. Деда тоже. И ребята».
«Большой-лохматый-двуногий? Хорошо. Будут друзья. Щенки вырастут псами. Будет стая. Ашту есть зачем жить».
* * *
Девушка с забинтованной головой бездумно смотрит на горящий курган. Именной арбалет висит на поясе. Рядом двое парней, подошедших минуту назад.
— Привет, Салма! Жива, старушка.
— Здравствуй, Тикша. Жива, как видишь… Отец погиб.
— Знаю. Жаль Сумета, хороший был человек. Умный.
Они какое-то время молчат.
— И девичьей красоты больше нет, — девушка касается рукой повязки.
— По-моему, Вы прекрасны, миледи, — вмешивается в разговор второй парень, — как насчет познакомиться? Я — Шебур, король всех бурундуков в Северных лесах!
— Салма. Не надо так шутить.
— Я не шучу, — снова вмешивается Шебур, — пойдешь за меня замуж?
— И что, король всех бурундуков готов жениться на дочке вора со шрамом на лбу?
— Воин латной конницы Хортейма будет счастлив, если его женой станет отважная арбалетчица. И не какая-нибудь, а конкретная.
— Давай поговорим об этом через неделю. Если ты не передумаешь…
— Я не передумаю. — парень кланяется…
* * *
— Спите спокойно, братья!
По всему полуострову, от устья Ворот Тирона Первого до моста через Седаву горят погребальные курганы. Победители провожают павших. Хортов, поларов, вейя… Языки пламени вгрызаются в темное ночное небо… Жизнь продолжается…